Воспоминания знаменитого путешественника Петра Плонина

  В детстве я прочитал книгу. Название ее теперь стерлось из памяти. Да и автора я не запомнил. Только помню такие слова, помещенные в начале книги.

«Жизнь большинства людей мертвая дорога и никуда не ведет. Но есть люди, которые всю свою жизнь стремятся к морю. Они терпят невероятные трудности. Преодолевают леса и степи, горы и пустыни. Карабкаются по крутым склонам. В кровь разбивают колени. И вот, наконец, они достигают желаемого. Перед ними во всю необъятную ширь до самого горизонта распахивается морская гладь. И что же остается им? Броситься в морскую пучину или повернуть назад».

   Только теперь я понимаю, что в этих словах выражена жизнь людей, живущих без Бога.

В некоторой степени и моя жизнь до Кругосветной экспедиции. Еще ребенком меня крестили в Православную Веру. Следовательно, внутри меня всегда присутствовало Нечто, что, видимо, направляло некоторые мои поступки или наоборот: сдерживало меня от некоторых поступков. Впервые, когда мне было лет 10 или 12 установились личные отношения с Богом. Однажды мама попросила меня начистить картошки. Жили мы тогда в деревне Старое Высокое Кадомского района Рязанской области. Дом был построен из прочных сосновых бревен еще первым маминым мужем Илларионом или как мама его звала Варивоном. От времени внутри дома бревна потемнели и потрескались. На кухне не было обоев, и бревна были видны. Я стал искать нож, чтобы выполнить мамино поручение. Ножа нигде не было. Я искал его минут десять и на полках и на лавках вдоль стен и на полу. И уже отчаялся. Тогда мама мне подсказала: – А ты скажи такие слова: Господи помоги!

Только произнес я эти слова, поднимаю голову, а ножик торчит в щели бревна. С тех пор, что бы не происходило со мной в жизни, в минуты отчаяния всегда вспоминал Бога.

В нашей деревне не было Храма. Ближайшая Церковь находилась в районном центре старинном городе Кадоме. Может в эти годы, а может чуть раньше, тоже с мамой я переступил порог Кадомской Церкви. До Кадома из деревни надо было добираться целых 25 километров. Именно добираться. Потому что между нашей деревней и Кадомом протекала река Мокша. Моста через реку не было. Весной из села Чермные, что в 10 километрах от Старого Высокого, до Кадома ходили речные  катера. А в остальное время можно было или переправиться на пароме или по люду. Но так как это было летом, то вероятно мы переправлялись на пароме, вместе с лошадью и телегой, на которой приехали до Кадома. Помню, как меня поразили размеры самой Церкви. До этого я не видел даже двух этажных домов. А здесь такая высота, особенно внутри под церковным куполом. Меня охватил такой необъяснимый трепет, граничащий со страхом. Страх был перед Кем-то неизъяснимо Великим, Необъятным, Могущественным, присутствием Которого было заполнено все огромное пространство Храма. Этот трепет во мне живет до сего дня. Но уже не переживается так остро как тогда.

Мама и отец – верующие люди. Для нас, а кроме меня еще и старшая сестра Полина и младшая сестра Татьяна, знакомо от родителей было слово «грех». Мама всегда говорила – Этого делать нельзя, это грех. И нам было, почему-то, понятно. Грех – это запрет на что-то нехорошее, чего делать нельзя. Мама молилась. На праздники Православные всегда наряжалась и готовила блины, холодец и все такое, что полагалось по церковному уставу кушать. Но в Церковь за 25 километров, конечно, только ходила при возможности. Там исповедовалась и причащалась и становилась еще красивее и моложе. Мама моя  – Пелагея Петровна Гринева – была самая красивая во всей округе. Так что ее сосватали в 15 лет, и уже в пятнадцать с половиной она было замужем за Илларионом Павловичем Паршиным. Её судьба – это целый роман. Она тоже сильно любила своего мужа Варивона. Высокий, стройный, сильный. Он был старше мамы на четыре года. Если коротко история такова. Перед войной у них родилось двое ребятишек. Митя и Маша.

Они уже жили в новом доме на краю деревни у самой речки Юзги, за которой был лес, и начиналась Мордовия. Варивон успел своими руками построить этот дом и выкопать родник, за водой в который ходила едва не вся деревня, а это более 70 дворов и около 300 человек. До войны Варивон работал председателем колхоза, а мама пчеловодом в этом же колхозе. Денег в колхозе не платили. Семью на что-то надо было содержать. Руки у Варивона были золотые, и он шил прекрасные сапоги из кожи, которую сам же и мог выделывать. Нашлись в деревни «доброжелатели», на Варивона донесли властям. Ремеслом запрещалось заниматься. Варивона арестовали. В Кадоме состоялся суд. И за три месяца до начала Великой Отечественной войны ему присудили три месяца принудительных работ и отправили на польскую границу. Впервые же дни войны Варивон пропал без вести. Митя и Маша заболели корью. Врача не было в деревни. Только в Кадоме, а вернее еще за Кадомом 5 километров на Белом была районная больница. Дети одному 5 лет, другой два с половиной годика друг за другом умерли. Мама не хотела жить. Бросалась с горя о мерзлую землю грудью. Ей хотелось скорее умереть. Она с радостью бросилась спасать свою шестилетнюю племянницу Полину из колодца, куда попала та, катаясь зимой на донце (доска, используемая для скручивания шерсти и вырабатывания ниток). Мать Полины Варвара, подбежала к низкому обледенелому срубу колодца, поглядела на пузырящуюся воду и бросилась в деревню звать мужиков. А мама сорвала с себя полушубок и прыгнула в ледяную воду. Этот колодец (родник) копал Варивон, а она помогала ему вытаскивать землю. Глубина его около двух метров. Но в одном месте на дне торчал валун, который Варивон не смог вытащить. Вот этот валун и спас, и маму и Полину. Она в темноте долго не могла определиться где Полина, затем, нащупав ее встала на камень и ее росточка едва хватило, что бы вдохнуть морозный воздух. Полину, вдруг отяжелевшую, она подняла над головой и стала кричать. Но рядом ни кого не было. Наконец подоспели мужики, которых позвала Варвара. Взяли из рук мамы утопленницу и, положив ее на снег, потянулись к маме. А она из колодца кричит: – Скорее откачивайте Польку, а меня потом. Полину спасло то, что она от испуга как бы замерла и не наглоталась воды. Через какое-то время ноздри ее побелели, она судорожно вздохнула и испуганно закричала: – Мама! Где я??? С тех пор моя двоюродная сестра Полина Якунина (в замужестве Филина) стала звать мою маму, а свою тетку – мамой.

   Мама тогда даже не простудилась. Вот какой крепкий организм у нее оказался. После войны она еще два года искала своего суженного любимого Варивона. Ото всюду с архивов фронтовых писали, или, что таковой не числится. Наконец ответ пришел, что Ваш муж пропал без вести.

   Отец – Федор Георгиевич Плонин  вернулся с фронта поздно осенью. Его первая жена Татьяна умерла во время войны, оставив двух детей Анну и Митю сиротами. Их, уже подростков – 15 и 12 лет забрала к себе сестра отца Надежда. Отец не захотел связывать свою жизнь с колхозом, в котором он и до войны не работал. Ушел в леспромхоз в соседнюю Мордовию. Он долго приглядывался, будучи 36-летним вдовцом, к маме и наконец, решился послать сватов. Мама наотрез отказала. Только в 1946 году они поженились. Так мама сначала стала мачехой для двух детей, а через год – мамой – родилась Полина, моя старшая сестра, а уже в 1950 году родился и Ваш покорный слуга, претендующий теперь на роль автора этих строк…

   Как и многие в деревни мужики, отец мой мог косить, пахать, плотничать, столярничать, если обстоятельства того требовали – быть ветврачом, но основная его работа в леспромхозе заключалась в трелевке леса. Поэтому он много лет проработал на лошадях. Одно время у нас была даже своя лошадь. Купили ее для того, чтобы переехать из начинающего поселка Быстрищи где папа работал в «дегтекурке», то есть гнал деготь из бересты, обратно в деревню Старое Высокое. Лошадь в хозяйстве никогда не была лишней и мы не хотели с ней расставаться после переезда, но к нам зачастил оперуполномоченный  по поставкам сельхозпродуктов от населения из районного центра Кадома, жирный, слащавый, противный мужчина, с угрозами: если не сдадим на мясо лошадь, то ее просто-напросто отберут. По тогдашним законам, а это были пятидесятые годы двадцатого века, лошадей частникам запрещалось держать. От отца я в детстве научался ухаживать за лошадьми. И если бы не было этого крестьянского опыта, то вряд ли бы состоялась конная кругосветная экспедиция. Так что на все Божья воля. И ничего в жизни не бывает случайного, но даже если оно бывает, то и тогда ищи Воли Господней.

Евгений Соловьев, комментарий ко 2 – й главе: Действительно все делается по воле Божьей:когда-то оставленный (неподъемный) валун-спасает жизнь. умение ухаживать за лошадьми из детства через десятки лет становится главной необходимостью во время путешествия.

http://gavposad-kraeved.ru/nashi-publikacii/plonin-petr-fedorovich/vmesto-predisloviya-informaciya-ob-ekspedicii-konnaya-krugosvetka/