Вопилки

МУЗЕЙ АНТРОПОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ им. ПЕТРА ВЕЛИКОГО (КУНСТКАМЕРА) РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК На правах рукописи Бауэр Татьяна Владимировна ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ПРАКТИКИ, СВЯЗАННЫЕ С ВОРОВСТВОМ В КРЕСТЬЯНСКОЙ КУЛЬТУРЕ (ПО РУССКИМ, БЕЛОРУССКИМ И УКРАИНСКИМ МАТЕРИАЛАМ СЕРЕДИНЫ XIX – НАЧАЛА XX В.) Специальность 07.00.07 – Этнография, этнология, антропология ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени кандидата исторических наук Научный руководитель – проф., д. и. н. А. К. Байбурин Санкт-Петербург 2019

2.4. Особые способности, приписываемые вору как мифологическому персонажу Одной из способностей, которая приписывается как вору, так и колдуну, разбойнику160, а также специалистам-профессионалам161 , является способность к оборотничеству. Вор может обернуться насекомым и собакой, внешне похожей на волка162. Эта способность обеспечивает ему неуловимость, а также является демонстрацией магической силы: «Андронов распустил слух, что его теперь даже никто изловить не может, что он де в состоянии превратиться в муху и вылететь в щель» (Самарская губ., Самарский уезд) [Санкт-Петербургские ведомости 1873: 1]; «Тут недалеко от пекарни у дяди своего вор жил. <…>. Я как-то в ночь работала. Смотрю, под утро идет. А взгляд у него страшный был, ну, прямо волчий, так и сверкает из-под бровей! Я как увидела его – ох, испугалась! <…> Только я отвернулась на секунду – смотрю: а уж рядом собака стоит. Серая, все равно, что волк. У меня ноги так и подкосились» (Читинская обл., Нерчинский р–н, с. Знаменка) [Мифологические рассказы 1987: 194]. Приведенные примеры свидетельствуют, что подобные тексты бытуют не только в виде быличек и бывальщин, но и в форме слухов, продуцировать которые может сам вор с целью утверждения своего авторитета и поддержания атмосферы страха в деревне163 .

163 Репутация «знающего», авторитет которого базировался на страхе, могла значительно облегчить совершение бытового воровства, чем и пользовались деревенские жители. Подобную репутацию можно было создать, воспроизводя внешний облик и поведение «знающего»: «Про нее тоже говорили: она и колдунья (правда ли, не правда ли). Вот, а я, говорит, к ней пришла, маненькая, еще небольшая, она какая-то нервная. А я, говорит, спрашиваю: “Бабушка, правда иль нет про те говорят: ты колдунья?” <…> А она [старуха]: “нет, моя родимая, я не колдунья, а я, вот у меня… гумны раньше были-ти… на гумны воровать ходила. Бывало, пойду ночей, распущу рубашку, распояшусь, и иду воровать-то, и воплю”. А говорили, называли, что вопилки. Может они и вот так. Она говорит сама: “Нет, родимая, я не колдунья, а вот вопить я вопила вот эдак… ночей пойду воровать, чтобы это… меня боялись, нихто…”» (Рязанская обл., Кадомский р–н, Котелино) [Представления 2004: 185–186]. Этот пример не относится к рассматриваемому периоду, но данная стратегия использовалась и в XIX в. Один из корреспондентов Тенишевского бюро описывает случай, когда находчивые бродяги прикинулись оборотнями, используя саван, хвост из овчины и ходули, чтобы обкрадывать крестьян (Орловская губ., Орловский уезд, д. Мешкова) [АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1220. Л. 27–29]